Читать книгу "Месть княгини Софьи  - Александр Прозоров"

Но ведь Юрий Дмитриевич был вдовцом!

Как ни смешно, но за хозяйку при нем была она – Пелагея.

– По попе шлепнул бы меня хоть раз, что ли? – буркнула ключница себе под нос, разнося у себя в светелке цифры из расходных листов в учетные книги. – Или за ухо укусил! А то ластится, как кот на сметану. Да никак, зар-раза, не лизнет!

Она повела плечами, представив себя лакомством для кота, усмехнулась и отложила переписанный лист. Взяла следующий… И замерла, испуганно выпучив глаза!

Спустя уже полчаса она уже стояла со свитками в руках перед покоями Великого князя, дожидаясь, пока рынды доложат государю о нежданном визите.

Наконец телохранитель вышел, с неким многозначительным интересом окинул взглядом позднюю гостью, после чего посторонился.

– Юрий Дмитриевич дожидается.

Пелагея обреченно шагнула внутрь, сделала пару шагов по персидскому ковру, громко вздохнула и виновато склонила голову:

– Прости, великий господин. У меня случилась недостача. Семьдесят три пуда овса в приходных листах числятся, в амбаре же токмо горох, – ключница сглотнула и добавила: – Двадцать семь мешков…

– Сие так важно?

– Но ведь семьдесят три пуда…

Государь явственно собирался отойти ко сну. Он стоял посреди комнаты в одной исподней шелковой рубахе, поверх которой был наброшен бархатный халат, и его компанию разделял лишь кравчий Олай Басманов, вольготно рассевшийся под окном в атласной рубахе, полотняных штанах и войлочных тапочках.

И Пелагея – в легкой сатиновой рубахе, столь приятной телу в летнюю жару, и в столь же легком сарафане. Вроде как и приличном, верхнем, но уж очень сильно просвечивающем…

– Тогда понятно, – подошел вплотную к ключнице Юрий Дмитриевич, и его губы коснулись глаз женщины, ее переносицы, бровей. – Таковая весть утра никак дождаться не могла, – его сильные ладони легли ей на бока, неожиданно нежно скользнули вверх, почти коснувшись груди, даже чуть-чуть ее приподняв, но тут же ушли вниз, сжали бедра. Правитель наклонился и шепнул ключнице на ухо: – Беги отсюда скорее! Беги, покуда не стало слишком поздно!

Пелагея шарахнулась, оттолкнула мужчину, выскочила за дверь и там, снаружи, прижалась спиной к стене, тяжело дыша и пытаясь справиться с бешеным сердцебиением. В голове ее тоже творился сумбур, мысли путались, метались и сталкивались, перебивая друг друга.

«Почему он меня не взял?! – никак не понимала служанка. – Ведь мог, ведь вожделел! Ведь я вся была перед ним! Он уже трогал, уже целовал! Он хотел, он сгорал желанием! Почему прогнал?! А я? – Она даже поморщилась и чуть не застонала. – Зачем я убежала? Надо было ослушаться! Пусть стало бы поздно! Нужно было остаться!»

И от бросающего в пот жгучего внутреннего пламени ключница никак не могла понять, что за невыносимое чувство терзает ее душу. То ли – яростная страсть! То ли – яростная ненависть…

За тесовой дверью в эти самые мгновения тоже царило недоумение.

– Княже, зачем ты ее выгнал? – ошеломленно развел руками Олай Басманов, уже прокравшийся половину пути до двери. – Гнать нужно было меня!

– Слишком уж она хороша, – покачал головой Юрий Дмитриевич. – Как бы подвоха какого не вышло…

– Какой подвох, княже?! – еще выше вскинул руки изумленный кравчий. – Да она здесь перед тобой вся насквозь просвечивала! Булавки не спрячешь, не то что подвоха! Ты же ее с самого первого дня глазами пожираешь, княже, сие слепому видно! А тут сама пришла! Так зачем погнал? Обознался, что ли? Со мною перепутал? «Пшел вон, Олай!» хотел скомандовать?

– Вот то и подозрительно, что сама пришла… – вздохнул, глядя на дверь, Юрий Дмитриевич. – Вдруг хитрость в сем какая-то?

– Я тебе, государь, одну тайну открою, – покачал головой кравчий. – В сем деле хитростей не бывает. Токмо ласки, стоны и удовольствия!

– Ты меня, боярин, уму-разуму не учи, я тебя вдвое старше! – сурово отрезал Великий князь. – Я давно уже не юнец, чтобы очертя голову под каждую юбку кидаться, о последствиях не думая! И баба сия не простая холопка, каковую обрюхатил, к белошвейкам отослал и другую выбрал. Сие есть ключница дворцовая и зело толковая! Присмотреться к ней надобно, характер узнать, норов, привычки и желания.

– Три недели смотришь, княже! Чего еще ждать-то?

– Вдруг обидится, что лапают ее? Знаешь, сколько вреда умная ключница способна хозяйству из обиды сотворить?

– Какие обиды?! Она к тебе чуть не голая на ночь глядя пришла! На что после такового свидания обижаются?

– У нее недостача…

– Ага! У голой девки ночью недостача приключилася! Кто из нас взрослый, княже?

– Она очень ответственная…

На самом деле все сказанное князем было, конечно же, огромной ложью!

Пелагея понравилась Юрию Дмитриевичу с первого взгляда – еще год назад понравилась, когда он Москву в первый раз под руку свою взял. Так понравилась, что иные девки и боярыни интереса уже не вызывали.

Одна беда – ключница была женщиной из свиты Софьи Витовтовны. И Юрий Дмитриевич отлично понимал: стоит ему хоть раз поцеловать столь соблазнительные глаза – об этом сразу станет известно вдовой государыне.

Ему, конечно, очень нравилась умная, энергичная, да еще и красивая служанка, но любил-то он Софью! И Юрий Дмитриевич очень не хотел, чтобы Софье стало известно про его блудливое развлечение…

Вот и мучился, страдал. Тянулся – и сдерживался, жаждал – но манящего родника губами не касался.

Правда, в последние недели в сердце воеводы что-то начало потихонечку меняться. Чем чаще он встречался с совершенно изменившейся ключницей, внезапно распустившейся, как бутон дикого степного тюльпана, обретшей стать и яркость, тем сильнее Юрию хотелось обнять именно ее. И тем меньше князя беспокоило мнение проклявшей его княгини.

Еще немного – и первое желание почти наверняка одолеет второе.

Пожалуй что, если бы Пелагея не ушла, это случилось бы прямо сейчас!

* * *

«А может, просто брезгует? – продолжала терзаться сомнениями совсем рядом, за стеной, его соблазнительная зазноба. – Он – государь, я же девка дворовая! Он ведь целый месяц в Москве один, ни единой какой бабы рядом не случилось! Мужик здоровый, тела женского хочется, вот и тянется. А потому как я девка черная, в руки брать брезгует. Ровно с жабой пальцами рядом водит, но в ладони не берет…»

Жгучая обида наконец-то успокоила дыхание и сердце ключницы – и Пелагея, вскинув подбородок, с достоинством отправилась в свою светелку, отчаянно пытаясь привести мысли в обычное состояние.

Она – рабыня этого дворца!

И у нее есть дела поважнее государева чванства!

Нет, ну надо же так от величия своего зажраться – даже просто потискать и то брезгует!